Книга Красная комната  - Ирина Лобусова

Собственно, само желание смерти уже было неким действием. Оно подталкивало, гнало вперед. Чтобы умереть, нужно было для начала встать, подняться на ноги, пойти на кухню, найти там острый нож и быстрым, резким движением перерезать себе вены — или, если хватит мужества, вонзить лезвие ножа себе в грудь…

Джин вдруг представила, как тягучие, темные капли ее венозной крови орошают стены красной комнаты, превращаясь в удивительный багровый солнечный свет — совсем как тот, что расплескался вдоль стен в тот странный первый день…

Она ясно и отчетливо представила себе это багровое марево. Оно ведь так поразило ее в первый момент знакомства с квартирой, что Джин сразу решила остаться здесь навсегда. Это странное чувство-предчувствие — капли ее собственной крови на стенах — вдруг подарило ей такие легкость и спокойствие, что, не сумев совладать с ними, Джин села на пол.

Прямо перед ней, задевая ее подолом белого длинного одеяния, неподвижно стояла женская фигура — беззвучное изваяние, воплощение страха и ужаса.

Руки женщины были подняты к груди. Джин вдруг показалось, что она держит маленького ребенка. Приглядевшись пристальнее, она увидела, что так на самом деле и есть. Это был тот самый ребенок, чей тоскливый плач наводил на Джин мысли о смерти — эту своеобразную порчу, которую человек, в сущности, наводит на себя сам.

Теперь в комнате царила тишина. Но эта тишина ужасала больше, чем крик. Джин застыла, потом резко задергалась, будто паук, и отползла назад. Она пыталась отодвинуться от этого жуткого изваяния, оторвать от себя это клеймо, эту печать смерти. Изваяние будто застыло в вечности, где не существует движения — только мертвенный покой.

Руки женщины шевельнулись. Джин поняла, что страшная фигура укачивает молчащего ребенка, словно пребывая вместе с ним в безграничных пространствах давно ушедших миров.

Зубы Джин выбивали барабанную дробь. Они ударялись друг о друга с таким отвратительным стуком, что ее буквально стало тошнить. Ей хотелось кричать, но она не могла этого сделать. Крик застрял в горле тугим комком, парализовал горло, будто превратившись в пучок окровавленных обнаженных нервов.

Затем раздался шорох. Это шуршал подол длинного одеяния страшной женщины, что беззвучно и прямо двигалась в сторону Джин, которой захотелось стать невидимой, и эта глупая мысль вдруг придала ей уверенности.

С трудом перекатившись по полу, Джин осторожно поднялась на ноги. Она серьезно опасалась того, что нормальный человеческий рассудок больше никогда не вернется к ней. Однако все происходящее с ней — все это безумие, утопившее ее разум в вязком тягучем болоте ужаса и скорби — было слишком реальным. Джин не могла понять, почему ее охватывают то ужас, то скорбь…

Скорбь, между тем, словно разливалась в воздухе, и Джин чувствовала на губах ее отпечаток как реально осязаемый предмет, похожий, к примеру, на вбитый в живую плоть и причиняющий адскую боль гвоздь.

Фигура раскинула руки. Младенца в них больше не было. Отчетливо, с ужасающей ясностью Джин видела старые сморщенные пальцы, покрытые желтоватой, как пергамент, кожей. Джин стало жутко до такой степени, что ее зубы сами по себе перестали стучать.

Раскинув руки в стороны, фигура остановилась прямо напротив Джин, и вдруг…

Утробный вой вырвался из груди чудовища. Фигура взмыла вверх. Полы ее длинного одеяния разметались, словно по ветру, на миг укрыв всю комнату и превратив ее в единое целое кошмара — в обжигающий источник вечной непрекращающейся боли.

Джин хотела завопить, но не смогла. Женская фигура неподвижно застыла в воздухе. Руки ее были вытянуты в сторону. Джин вдруг отчетливо увидела ее лицо. Это было лицо из древнего мира, познавшего всю человеческую скорбь. Это было лицо со следами всех бессмысленных человеческих поступков, лицо, сотканное из неверия и глупости, калечащих человеческие жизни. Это было лицо из прошлого, которое давит на плечи человека, как чугунная плита. Это было лицо, словно незаживающая рана, которая, широко открываясь, кровоточит все сильнее и сильнее и затапливает черной воспаленной кровью все вокруг.

Джин застыла в неподвижности. Краем ускользающего сознания она отчетливо видела, как изо рта существа, из раскаленной разверстой темной пасти вырывается сноп темного дыма и расползается кругом… Черный дым будто раздвигал стертые до крови губы существа — раздвигал как рану. В этом крике слышались отзвуки страданий всех веков, словно эта жуткая тень была их невольным свидетелем.

У ужасающего существа не было глаз. Вместо них в сухих провалах пустых глазниц бушевало яростное адское пламя — оно приближалось. Когти чудовища — черные, с запекшейся кровью — вдруг сомкнулись на горле Джин, перекрыв воздух, прошлое, будущее…

Джин падала, захлебываясь кровью и болью, — крови и боли становилось все больше. Тьма была готова поглотить ее без остатка…

— Евгения… Евгения… очнись…

Так ее никто не называл — даже мама в детстве. Кто-то с силой хлестал ее по щекам. Не ощущая физической боли, Джин слышала звук этих ударов. Она разглядела силуэт Вадима — скорее, даже не увидела, а почувствовала, что это именно он, увидела — и растворилась в безмолвии…

Глава 8

Вадим никогда не видел более странного дома. Ему показалось, что дом напряженно наблюдает за ним — наблюдает, как опытный разведчик, пытающийся определить из засады, что несет в себе незнакомец — опасность, тупое равнодушие или прямую угрозу.

А также показалось (абсолютно безумное чувство!), что здесь давным-давно никто не живет, поэтому дом настолько озлобился от собственной пустоты. Конечно, это было не так — подобное не могло быть правдой. В этом доме жили живые люди, у них были свои печали, неприятности, проблемы и радости — все то, что отличает нормальных живых людей. Однако ощущение, которое оставлял дом, было именно таким. Да, Вадим никогда не ощущал ничего подобного — даже близко ничего похожего. Оттого-то он неподвижно застыл напротив темных проемов окон, а они словно изучали, оценивали и выбирали его — искали в госте что-то важное.

На самом деле Вадим вовсе не собирался сюда приезжать. Это случилось неожиданно. И если кто-нибудь сказал бы ему, что после полудня он будет стоять перед этим странным домом, испытывая самые необычные ощущения, он громко рассмеялся бы этому человеку прямо в лицо.

Утром, по дороге на работу, Вадим машинально думал о случае, который произошел с Джин: кто-то испортил ее чертеж. Но это не вызывало у него неприятных мыслей — ничего подобного. Он просто думал о том, что надо обязательно подойти, поинтересоваться, как дела у Джин, и найти гада-вредителя. Ведь если этот негодяй нанес удар один раз, то он непременно ударит еще раз.

Но, едва Вадим вошел в офис, ему в глаза сразу бросился пустой стол Джин, перед которым с самым злобным видом стоял заместитель, что-то бубня себе под нос.

— Ваша сумасшедшая не явилась на работу, — злорадно сообщил он. — Наверняка наглоталась наркоты и валяется где-нибудь в отключке. Надо ее увольнять!